14 апреля 2014, 16:16
«Что ты плачешь, мой ангел?..».
Одесский ТЮЗ поставил «Дядюшкин сон»
В общем, все умерли.
Русская классика всегда выручит; шут с нею, с новой драмой, ибо новые драмоделы как-то быстро исписались и оскандалились. Вот и я, штатная юная зрительница ТАЙМЕРА Мария Гудыма, с удовольствием провела без малого три часа в ТЮЗе на премьере «Дядюшкиного сна», комедии-эксперимента по мотивам повести Фёдора Михайловича Достоевского.
Долгонько, конечно, идёт спектакль, да ничего не поделаешь, в конце концов, Достоевский требует внимания и спокойного смакования каждой интонации, каждого поворота сюжета. Куда спешить, в конце концов? К кровавым новостям? Нет уж, лучше с Достоевским… Эта постановка будет полезна и тем, кто его не читал, и тем. Кто знает хорошо, а ещё она послужила отличным уроком мастерства для воспитанников театра-студии «Призвание», выполняющих роли детских персонажей.
В антракте пришлось поспорить немного со старинной приятельницей, радовавшейся мастерству питерского режиссёра Светланы Свирко, сумевшей «из такого сухого произведения создать такой замечательный спектакль». Да нет, это из замечательного произведения устроен балаган, но Фёдор Михайлович был бы не против балагана, не против гротеска. Любил он всё этакое, с вывертом да подвывертом. И тот факт, что некоторые актёры шалят, появляясь в современном костюме, то видео пишут по ходу дела, то на невесту полиэтиленовую километровую фату водружают, нисколько не раздражает.
Ложкой дёгтя в бочке мёда звучит реплика колоритнейшей светской львицы города Мордасова Марьи Александровны (заслуженная артистка Украины Евгения Севырина): «Медамс, медамс!». Какой к чертям собачьим «медамс»?! Должно звучать обращение к другим дамам: «Медам, медам!»… Неужели и в Петербурге больше по-французски не знают?
А так, конечно, говорят красиво, авторские тексты донельзя «вкусные», инсценировка удачная, и возня «мейерхольдовых арапчат», то есть троицы монтировщиков (Виктор Раду, Сергей Фролов. Максим Дорошенко) временами очень удачно оттеняет драму главных действующих лиц. Монтировщики сперва будут тащить рояль для Зинаиды Афанасьевны (в роли рояля – коробка похожей формы), перебрасываясь репликами с Настасьей Петровной (Ольга Саяпина в этой роли неожиданно оказывается камертоном спектакля, просто реагируя на происходящее и минимально участвуя в нём – так выразительно её тонкое лицо, постоянно выдающее истинные переживания «вечной разливательницы чая», которая на самом деле очень важную роль в интригах мордасовских играет).
Также «слуги просцениума» будут петь, отбивать такт, париться в бане и даже изображать ту самую русскую птицу-тройку!
Пленительная Зинаида Афанасьевна (Алёна Дмитриева), постоянно дающая повод для сплетен и пересудов «перезрелая дева», о ужас, 23-х лет от роду, меняется до неузнаваемости множество раз на протяжении спектакля. Вот она с кокетливой улыбкой снимает отставного жениха и маменьку старинной камерой, предлагая сказать им не «чи-из», конечно, а «Иги-ше-во», это название станции, которую упоминает в разговоре так не становящийся мужем Мозгляков (Сергей Демченко). Неожиданно, истерически пытается повеситься на люстре; каменной статуей застывает, когда её сватают за старичка. Но понемногу воодушевляется, исполняя для привлечения богача романс – искусство превыше всего!
И она же – кроткая плакальщица у смертного одра любимого бедного учителя Васи (Алексей Кочетов), смиренно принимающая трёпку от его матери (заслуженная артистка Украины Валентина Губская), когда тот в судорогах отдаёт Богу душу (а вот этакого азиатства Достоевский не допускал, у него осиротевшая мать только криками и бранью выражала ненависть к девушке, в волосы вцепляться благородной барышне – не по чину). Под венец с бравым генерал-губернатором (народный артист Украины Андрей Гончар) пойдёт уже мёртвая кукла с километром полиэтиленовой фаты за спиной: заученная пластика, ритуальный поцелуй, дорого и выгодно проданная оболочка, а внутри давно всё пусто.
«Что ты плачешь, мой ангел?», — спрашивает у Зины Вася, перед тем, как умереть. Плачет, потому что любит, а маменька Марья Александровна любить бедняка запретила. Не запрещают современным девам за бедных учителей выходить, да сами не идут… Но это не значит, будто Достоевский перестал быть актуальным.
Роскошные балаганные персонажи узнаваемы: выстарившийся, наполовину «композитный» князь К. (Георгий Краснопёров) фальшивые усы и нос использует наподобие венецианской маски, держит перед собой, словно лорнет. Шляпу с накладными кудрями боится потерять пуще богатства. Одной ногой в могиле, второй, по слухам, являющейся протезом, ещё цепляется за инвалидную коляску, в которой его катают, морочат, склоняют к браку с Зинаидой и уверяют, будто сцена предложения привиделась ему во сне…
Жаль, что в спектакле не оказалось места для такого знатного персонажа, как Степанида Матвеевна, домоправительница князя, чудом упустившая старичка дней на десять из-под своего влияния. Ну хоть тенью бы грозной прошла по краю сцены… Зато огромное удовольствие доставляют зрителю мордасовские дамы — тюнингованная под гимназисточку милашка Фелисата Михайловна (Янина Крылова), красивущая стерва Наталья Дмитриевна (Оксана Бурлай-Питерова), «благородный эффект производящая» скандалистка Софья Петровна (Ирина Охотниченко), простая, как песня, Прасковья Ильинична (Людмила Ланец), проявляющая себя злорадным хохотом вечная врагиня Марьи Александровны, Анна Николаевна (Алла Люшина), чопорная немецкая кукла Луиза Карловна (Елена Юзвак)…
Ну и как не похвалить душевного глупца, муженька Марьи Александровны Афанасия Матвеевича (Михаил Малицкий), который и удивительную «химию» между собой и супружницей обозначает, и реплику «У-ха-ха-ха!» для сокрытия глупости покорно репетирует…
Одна беда – смотреть сие действо крайне неудобно. Сидят зрители вдоль стен малого зала, и то в одну сторону, к сцене с картонными колоннами и пришпиленным к одной из них картонным же сердцем (художник спектакля – петербурженка Дарья Мухина), то в другую, где баня, цыгане и обиталище бедняка учителя, головой вертят. А ещё есть уголок, где скрываются на время трое монтировщиков и пологий пандус между сценой и залом. Вот такие неудобства зрительские – это уже от лукавого, то есть от новой драмы, которая созданием комфорта для зрителя принципиально не озабочена. Но, может быть, русская классика в современном прочтении покруче будет новой драмы и поактуальнее, даром что мат не стоит стеной и котов, даже бутафорских, не расчленяют перед публикой. Герои Достоевского – это мы сегодняшние, только в немножечко другой «обёртке», проблемы, в общем-то, те же, типажи – тоже. Научиться бы не бояться любви, чтобы не умереть заживо, как это случилось с Зинаидой.
Автор: Мария Гудыма
Фото: Пётр Катин